В этот уик-энд, 15–16 июля, Норильск отмечает 70-летие. Накануне юбилейной даты норильский фотограф и журналист Александр Харитонов рассказал Сибирь.Реалии, каким этот город запечатлён в его памяти и на его снимках. Норильлаг, с которого начинался Норильск, умирающие леса и разваливающиеся многоэтажки, малые народы Таймыра, русский рок в городе – вот лишь некоторые темы фотолетописи, которую много лет вёл этот норильчанин.
Александр Харитонов – норильчанин в третьем поколении. Он внук репрессированного железнодорожника Ростислава Елистратова, который после отбытия срока в Норильлаге остался в Норильске и перевёз туда семью. Александр родился на материке, в Норильске – с 4 лет. Его "норильский стаж" – почти 55 лет. Большая редкость для города, куда многие приезжали лишь на несколько лет, чтобы заработать денег.
– Наверное, это символ строительства Норильска – здесь проходила узкоколейка, связывающая Норильск с Дудинкой. Она действовала с 1936 по середину 1950-х годов. Потом севернее протянули обычную ветку. От узкоколейки остались только шпалы как странный памятник тем годам.
Узкоколейку в жутких условиях тундры вручную тянули заключённые, многие из которых погибли на этих работах. Представьте, какой это был труд.
Во время этой экспедиции было странное ощущение. Вокруг на десятки километров ни души, но кажется, что люди, которые остались здесь навсегда, сморят на тебя, – рассказывает Александр Харитонов.
– Остатки железнодорожного моста через реку Косую. Мост разрушен разливами реки. Можете представить, какой он был высоты.
После того, как начали строить Норильский комбинат, узкоколейку запустили сначала по снежной насыпи, а потом сделали постоянной. По ней бегали маленькие паровозики, которые доставляли грузы и привозили новых заключённых. Это был практически единственный транспорт Норильска. В порт Дудинки грузы и людей доставляли либо в Красноярск по реке, либо из Мурманска по морю.
Паровозик шёл из Дудинки в Норильск в лучшем случае шесть часов, а бывало, если дорогу заносило, и сутки, и трое.
– Снято в той же экспедиции. Это остатки щитов Потапова. Инженер Потапов – заключённый Норильлага – придумал щиты, которые защищали железные и автодороги от снежных заносов. Щиты крепились на деревянные конструкции, которые вокруг Норильска сохранились. Примерно такие щиты, только другого исполнения, используются в Норильске и сегодня.
– Фотографию сделал мой отец в 1968 году – примерно через год после того, как мы приехали в Норильск. Четырёхлетний мальчик, который повыше – это я. Рядом мой младший брат Лёша, который до сих пор живёт в Норильске.
Первые мои норильские впечатления – темно и холодно. Огромные сугробы во дворах. Огромные снежные горки, с которых мы катались. Запомнились пУрги: рядом с каждым фонарём снежинки летали огромными стадами.
Улицы освещались. Освещения и световой рекламы в Норильске было больше, чем даже в Москве.
К переезду в Норильск мы с братом отнеслись как к приключению. Да, мало зелени; полярный день и полярная ночь. Но в детстве всё это не воспринималось как что-то тягостное.
Недостаток витаминов и солнечного света в те годы никак специально не компенсировали, разве что в детсаду давали рыбий жир, который никто не любил. Но мы много гуляли на улице, играли в хоккей и в футбол. Это восстанавливало силы.
– С питанием, конечно, было хуже, чем на материке. Картошку завозили в навигацию баржами, и в марте-апреля картошка просто кончалась. Её в физически не было в Норильске.
Яйца доставляли только самолётом, поэтому они были дефицитом. Черешню тоже – один раз в год. Были в продаже обыкновенные яблоки. Летом пол-Норильска ходило в лес за грибами, черникой, голубикой и брусникой. Брусника – это замечательная совершенно вещь. Помню огромные пятилитровые банки с вареньем из брусники, заготовленным на зиму.
– Оленина продавалась в городских магазинах, но очень плохого качества. Не соблюдались нормы: забьют оленя, а кровь не спустят. И мясо лежало чёрное, нехорошее. Хорошая оленина была только у охотников.
Рыбы было не очень много. Продавали в магазинах путассу, минтай – вот эту ерунду. А северная рыбы была только у тех, кто её ловил. Это в 90-е годы, с приходом рыночной экономики, в Норильске появились рыбоперерабатывающие комбинаты, а во времена моего детства их не было.
– Входящий в состав Норильского комбината медный завод, где я работал несколько лет – до и после армейской службы. На фото – плавильный цех, а я работал в электролизном. У электролизников очень вредная работа. Температура 55 градусов. Ядовитые испарения. У меня до сих пор кашель не проходит. Катоды, которые электролизники ворочают, весят по 60 кг. В цехе сквозняки. Многие заработали ревматизм. В плавильном цехе работа ещё вреднее и тяжелее.
– Так выглядел наш Норильск, когда работал Никелевый завод, ныне закрытый. Когда ветра нет, дым поднимается вверх. У меня с детства воспоминание: солнце, святящее сквозь дым.
– Здесь то же самое. Туристы говорят: "Зато красиво". Что же тут красивого? Это страшно и дышать нечем. Сейчас Норильск обещают очистить от серы и сероводорода. Когда я работал на Медном заводе, такую программу пытались запустить, но выбросы снизились всего на 5 процентов.
– Последствия выброса газа на хвою лиственницы. Она сразу сгорает. Не каждый год, но частенько стоит тундра такого цвета. С труб Норникеля у нас идёт в основном диоксид серы – So2. Он самый вредный, потому что прекращает доступ кислорода к коже, к лёгким, к растениям. Сейчас в Норильске ездят передвижные лаборатории, мониторящие качество воздуха, но в выдаваемых ими сводках про превышение концентрации именно о So2 почему-то не говорится.
– Вот во что превратились леса вокруг Норильска. Из-за вредных выбросов деревья высохли, и их спилили. Обещают, что с закрытием Никелевого завода природа начнёт восстанавливаться. Хотелось бы верить.
– Это на берегу нашей реки Норильской. Был год, когда вода в реке опустилась до очень низкого уровня. Люди за собой не убирают – проще в речку скинуть. Весь этот хлам так и не убрали – он потом скрылся под поднявшейся водой.
– Говорящая фотография. Под домами растеплилась вечная мерзлота, и дома начали трескаться, потому что сваи уже ни на чем не держатся. У нас процентов тридцать жилого фонда в таком состоянии, что надо сносить. Этот дом на одной из главных площадей Норильска – Театральной. Афиша на стене – с названием спектакля, который тогда шёл.
– Тут понятно. Фотография-плакат, которая родилась спонтанно. Что называется, "здесь жить нельзя". Фотография сделана на рубеже 90-х и нулевых годов, но и сейчас с экологией в Норильске всё очень сложно.
– Срочную службу я проходил в Средней Азии в химвойсках (фотография слева. – С.Р.). Можно сказать, повезло, потому что во время войны в Афганистане, который был совсем рядом, химическое оружие не использовалось, и, может быть, поэтому нас туда не отправили.
Это я на трибуне уже после армии. В конце 1980-х, продолжая работать в электролизном цехе, был секретарём комсомольской организации медного завода. В этой организации состояло 350 человек. Я предложил всем, кто там только чилился, выйти из организации по собственному желанию. Осталось 73 человека действительно активных. Как секретаря комсомольской организации меня заставили вступить в партию, но быстро исключили "за развал комсомольской организации".
Когда был секретарём, мы году в 1987-м провели один из первых в Норильске рок-фестивалей. Выступали местные группы. Конечно, они играли на любительском уровне, но для города этот фестиваль стал событием.
– После моего ухода с завода и развала СССР я работал в музыкальном кооперативе. Привозил в Норильск грампластинки и компакт-диски зарубежных и отечественных рок-групп, а потом и живых исполнителей: "Чайф", "Машину времени", "Воскресенье", БГ, Дмитрия Ревякина, "Агату Кристи" – список достаточно большой.
– Для изголодавшегося по актуальной музыке Норильска это был настоящий прорыв. В середине 90-х на нашу музыкальную компанию наехали с одной стороны рэкетиры, с другой – менты. И она прекратила своё существование.
– В середине 90-х я, не имея журналистского и даже просто высшего образования, пришёл работать в обновлённую газету "Заполярная Правда". Норникель тогда создал свою газету "Заполярный вестник", переманив туда значительную часть коллектива "Заполярной Правды". Сама "Заполярная Правда" осталась городской газетой, которой дали полный карт-бланш. От старой кондовой "Заполярки" она отличалась практически всем. Появился талантливый дизайнер, изменивший облик газеты. Пришли молодые журналисты со свежим взглядом и современным языком.
Ещё для старой "Заполярки" я писал про рок-музыку, и ответсек обновленной "Заполярки" была двумя руками за, когда я попросился в эту газету. Запретных тем для нас не было. Я писал, например, как просроченную продукцию, выброшенную магазинами на свалку, отмывают и реализуют через ларьки. Именно в те годы всерьёз начал изучать Норильлаг. Но через несколько лет времена изменились, пришёл новый редактор, который начал противодействовать журналистам. Один из моих последних текстов так выхолостили, что я даже снял своё имя. Я ушёл из газеты.
– На рубеже девяностых и нулевых делал несколько фоторепортажей для "Заполярной Правды" про ненцев – коренной народ Таймыра. В целом их традиционный мир, конечно, разрушен. Чумы перестали ставить. Балок – домик на нартах – удобнее. На оленях ещё ездят, но оленеводство и рыболовство не развиваются. Домашних оленей всё меньше. Скажем, на Ямале нефтяники и газовики серьёзнее поддерживают коренные народы, и там оленеводство развито гораздо лучше, а у нас всё от случая к случаю.
– Ненцев загоняли в колхозы, репрессировали, насаждали им поселковый образ жизни. Отсюда нежелание работать, алкоголизм, сворачивание традиционных промыслов. С начала двухтысячных Норникель начал программу помощи малым народам Таймыра. В поселках строят новые школы, больницы. Привозят снегоходы, лодочные моторы. Пытаются потихонечку всё починить. Но поселки живут очень сложно – криминал, алкоголь, нищета, отсутствие постоянной связи с Большой землей, тунеядство.
– Многое зависит от семьи и образа жизни, который дети видят ежедневно. Вот те дети, которые на снимке в национальной одежде, – скорее всего, продолжают заниматься оленеводством, у них очень крепкая непьющая семья. А поселковые на фотографии выше, скорее всего, спились. Возможно, уехали в Дудинку. На материк тундровые, как правило, не уезжают.
– Люди Норильска, которых мне довелось фотографировать. Игорь Розентул – один из лучших анестезиологов города. Он работал на родах трёх моих детей. Абсолютно бескорыстный, яркий человек, которого в городе многие помнят. Он уехал из Норильска. Выбрал эту фотография, чтобы сказать: сегодня здравоохранение Норильска в ужасном состоянии. В роддоме были свои анестезиологи, которые понимали и в акушерском деле. А сейчас в роддоме не осталось ни одного штатного анестезиолога, в роддом этих специалистов приглашают на операции из других больниц. Ну как это так?
Раньше медицина Норильска была на таком уровне, что даже с материка приезжали лечиться. Были очень сильные хирурги, кардиологи, а сейчас норильские кардиологи не могут поставить диагноз, отправляют пациентов в Красноярск. Представляете: человека с больным сердцем в Красноярск тащить!
Женщина с рупором – Раиса Кузнецова, мама норильского КВНа. Руководила этим движением с 1990-х по 2012 год. Уехала в Нижний Новгород. Грустная история. Раису выжили из Норильска. Не то чтобы КВН себя изжил… Норникель придумал себе КВНН так называемый. Под эту новую лигу стали выделять деньги, переманивать туда людей. Поэтому городская независимая лига КВН, объединявшая школьников и студентов, постепенно захирела. Сейчас норильский КВН – это горстка стэндаперов.
Женщина в шубе – Света Слесарева. Бывший директор музея, который сейчас называется "Музеем Норильска". Светлана сделала его одним из лучших региональных музеев страны. Она поддерживала наш "Мемориал", репрессированных, отличалась независимостью суждений.
Мы подружились давным-давно, когда я ещё работал в "Заполярной Правде". В то время музей ремонтировали, и ремонт затягивался, денег не выделяли. Я написал в статье, что в Дворце культуры, принадлежащем Норильскому комбинату, делается ремонт за миллион рублей, а напротив трёхэтажный музей Норильска, на реконструкцию которого выделили всего 200 тыс. На меня тогда всех собак спустили, но необходимые на ремонт музея деньги выделили.
В обновленном музее расширили экспозицию, посвящённую Норильлагу, в которой есть и мои фотографии, сделанные в экспедициях. Сейчас тему Норильлага в городе пытаются замять. Дескать, "давайте просто не будем об этом". По поводу этой экспозиции есть разные мнения, предлагают даже её демонтировать, но, думаю, этого никогда не случится, потому что Норильлаг из истории Норильска не вычеркнуть.
Светлану Слесареву выжили из музея на пенсию. Она уехала в итоге во Владимирскую область. К сожалению, в прошлом году она умерла.
– Как раз фотография из экспедиции. Остатки одного из лагпунктов – Алевролиты – километрах в 15 от Норильска. Там был барак с зарешёченными окнами, который взорвали, когда лагпункт закрылся. Там была шахта. Алевролиты – это строительный материал, который добывали заключенные. Его до сих пор добывают, но другими способами.
– На этом месте был отдельный лагпункт – Нагорный. Склон горы Шмидтихи. Вся гора состоит из угольных пластов, и на ней располагались шахты. В Нагорном содержались за колючей проволокой и работали на шахтах женщины. Когда смотришь на это место из Норильска, видишь большой зелёный прямоугольник, а вокруг осыпи.
– На берегу озера Лама в 80 км от Норильска. Туда в 1940-х сослали артиллеристов из Эстонии, Литвы, Латвии. Высших офицеров – от майоров до генералов. Они строили базу, заготавливали хвою для хвойного кваса – народного средства от цинги, широко использовавшегося в Норильске во время войны. Там их не расстреливали, но от тяжелых условий человек 15 умерло. Скорее всего, они были похоронены не на этом самом месте. Это просто мемориальное кладбище. Крестов столько же, сколько умерших. На фото один из крестов – часть мемориала, посвященного балтийским офицерам.
– Вот интересная фотография, где две женщины ведут под руки пожилого мужчину. Это Лев Нетто – брат знаменитого советского футболиста Игоря Нетто и один из самых известных заключённых Норильлага. Фотография сделана на Норильской Голгофе незадолго до его смерти. Он приезжал в Норильск на последнюю крупную конференцию, посвящённую Норильлагу, проходившую в Норильске. Проводила конференцию как раз Света Слесарева, о которой я рассказывал.
– Это последний памятник, который открылся на Норильской Голгофе в октябре 2015 года. Гранитная плита с текстом на русском и японском языках появилась по инициативе Сатико Ватанабэ (она на фотографии), дочери погибшего в Норильлаге военнопленного Ёсио Ватанабэ. Впервые в Заполярье она приезжала в 1990 году вместе с матерью Чизуко Ватанабэ. В 2004 году Сатико исполнила последнюю волю умершей в 2002 году матери: по буддийскому обычаю развеяла ее прах у подножия горы Шмидта (горная вершина в Норильске).
Это памятник всем прошедшим лагеря японцам. Необходимую для установки сумму собрали сама Сатико Ватанабэ и другие японцы, в том числе те, чьи родственники подверглись репрессиям в СССР. На памятнике ожерелье из журавликов, которые сплели дети – знакомые Сатико.
– Памятник жертвам Норильлага поставлен в 2004 году года по инициативе норильского отделения "Мемориала". Хотели поставить на Гвардейской площади в центре города, но передумали. Там сейчас памятник металлургам. Поставили рядом с музеем. На мой взгляд, это один из самых нужных Норильску памятников. Он интересен и по художественному решению. Венок из рук – это символично. К сожалению, он был сделан не очень качественно, претерпел два ремонта. Надеюсь, теперь с ним всё будет в порядке. Не скажу, что к памятнику "не зарастает народная тропа", но в день памяти жертв сталинских репрессий к нему возлагают цветы.
– С другой стороны музея с 2017 года стоит памятник Николаю Урванцеву. На него собирали деньги, причём сумма была существенной – 6 млн. Собрали только половину, остальное добавил комбинат.
Как и Завенягин, Урванцев – личность неоднозначная. Ураванцев прибыл в Норильск впервые еще в 1919 году в качестве исследователя, а в начале войны, после ареста в 1938-м, – уже в качестве заключённого. Возглавлял геологоразведку, действительно много сделал для разведывания норильских недр, его принято называть "норильчанином № 1".
Но, скорее всего, именно Урванцев написал донос на руководителя первой Норильской экспедиции 1919 года – Сотникова, в которой участвовал и сам Урванцев. Сотников – белый офицер, посланный в Норильск самим Колчаком.В итоге Сотникова расстреляли, а Урванцеву достались лавры первооткрывателя норильского месторождения.
Вероятно, Урванцев присвоил себе и некоторые другие открытия. Наверняка это неизвестно – документы в советский период переписывались.
– В 2016 году в Норильском драмтеатре появился спектакль, посвященный Норильлагу. По просьбе главного режиссёра Анны Бабановой, которая ставила этот спектакль, сводил актёров на экскурсию в лагпункт Норильск-2, куда свозили туберкулёзников, чтобы поправлялись, но многие там умерли. Там чувствуется энергетика того времени.
Вот эти коряги потом были использованы в сценографии спектакля.
Аня раздала актёрам тексты с ролями.
Скрипача сыграл актёр Сергей Назимов.
Фотографии получились выразительные. И там сняли промо-ролик спектакля. По лицам актёров видно, что они прониклись.
– Практически все дома в историческом центре города построены сталинскими заключенными, репрессированными. Октябрьская площадь, Комсомольская площадь.
Подсветка в полярную ночь почти круглосуточная. Норильск – очень яркий в этом отношении. Даст фору любому городу, который я видел.
– Это я ходил 1 января 2023 – за три дня до отъезда – с моим другом с другим фотографом прощаться с тундрой. Это километрах в восьми от Норильска. Такой нам закат попался с луной. То настроение норильское, которое с детства помню. Прямо знаменательная съёмка получилась – и в цвет, и в свет. Зима без солнца. Это была ещё полярная ночь.
– Мне пришло время уезжать. У меня пятеро детей, четверо из которых уже давно живут на материке, хочется быть с ними. А пятый спал и видел, как бы поскорее уехать.
На здоровье не жалуюсь, но с возрастом полярный день и полярную ночь начинаешь переносить гораздо тяжелее. Есть проекты, не связанные с Норильском, которыми хотел бы заняться.
По статистическим данным, население города, вроде бы, не сокращается. Но дело в том, что очень многие уехавшие сохраняют норильскую прописку – чтобы сдавать квартиру, получать северную пенсию.
– Официально в Норильске сейчас живёт 180 тыс. Если считать вместе с вахтовиками и мигрантами из бывших южных республик СССР, которые в Норильск приезжают на заработкии, может быть, столько и наберётся. Но, собственно норильчан – 120 – 130 тысяч. Думаю, эта цифра будет постоянно уменьшаться.
Сегодня любой норильский выпускник школы, уезжающий учиться на материк, в Норильск возвращаться не собирается. Вслед за ними уезжают и родители. В последние годы семьи уезжают, даже не дождавшись, когда дети закончат школу. У меня трое детей в разные годы заканчивали школу в Норильске. Из каждого класса в Норильске до выпускного доучились только два-три человека. В первый класс у нас идёт 2,5 тыс. человек, а норильских выпускников в этом году – чуть больше тысячи.
Раньше в Норильске зарплата была в 2,5 – 3 раза выше, чем на материке. Сейчас, по факту, – на 10 – 15 процентов. Относительно высокие зарплаты сжираются завышенными ценами на продукты и дороговизной транспортных расходов во время отпусков.
Ну и климат. В это лето за весь июль один теплый день был. А всё остальное – 8 – 10 градусов, дожди, снег на горах ещё толком не растаял. Лето только сейчас наступает, а продлится оно месяц. Норильск – хорошее место для туристов. Два раза приехал – полярная ночь, полярный день. Бураны, тундра. Но жить там… Я всегда говорил, что Север против того, чтобы там жил человек. Человек там не живёт, а выживает.
Норильск называют форпостом России в Арктике. Наверное, так и есть. Начавшись с Норильлага, Норильск вырос в достаточно крупный город, где были и культура, и спорт. Город, который всем себя обеспечивал. В 90-е годы это немножечко сломалось, а сейчас вообще непонятно что. Многие уехали, понагнали вместо них вахтовиков.
Местные власти декларируют, что к 2035 году Норильск станет городом-садом – чистым, комфортным, с развитой инфраструктурой. До февраля прошлого года я был уверен, что так и будет. А сейчас понятно, куда все деньги идут. Очень многие программы в Норильске свернули и законсервировали.
Норильск, скорее всего, не загнётся до уровня Воркуты. В Воркуте уголь – основа. Но с северов его возить накладно – проще, например, в Кузбассе добывать. В Норильске же недра, богатые разными ископаемых, которых хватит, по разным подсчётам, на 50 – 150 лет. На Таймыре сходные с Ямалом условия, но ни газ, ни нефть ещё не добывали. Скорее всего, этого добра навалом, просто никто толком не разведывал. Поэтому сложно говорить, что будет с Норильском дальше.
– Я успел смотаться уже в командировку в Норильск после переезда на материк. В Норильске много лет проходит театральная лаборатория "Полярка". С Норильским театром у меня многолетняя связь, пригласили поснимать. Съездил на недельку. С удовольствием посетил этот милый городок.
